Я познакомился с Ксюшей ночью под Рязанью, на московской трассе. Сидел в придорожном кафе, пил чай, общался с престарелой продавщицей, тосковал. Надо было раскладывать надоевшую палатку и спать в жутком холоде. На улице ветер и сырость.
Она зашла, скинула куцую лакированную курточку и сложилась пополам от кашля. Отдала долг продавщице, показала ей полиэтиленовую скатерть, которую только что получила в подарок от дальнобойщика. Покрутили эту ерунду в руках и приспособили накрывать булочки, чтобы не зачерствели.
- Во мужики, а! Вместо бриллиантов полиэтиленовые скатерти дарят, - шутя, говорит продавщица и косится на меня.
- На хрен мне бриллианты, я сама как бриллиант. Тёть Тамара, налей чаю.
Взяла свою личную, большущую кружку, села за столик и принялась искать сигареты.
Я протянул ей пачку.
- А это журналист, - говорит с гордостью тётя Тамара. - Из Киева путешествует.
- Журналист, говоришь? - косится на меня Ксюша, - Журналист... Я б тебе, журналист, столько историй рассказала...
- Ну, так расскажи, - я пересел за ее столик. - У меня времени много.
Ей тридцать пять, она проститутка. Ее услуги стоят 300, 400 или 500 рублей в зависимости от сложности. Сама родом из Казахстана, хотя родных мест не помнит. Наполовину украинка, наполовину казашка - это то, что знает о родителях. Росла в детском доме. Первый срок получила за угон мопеда, сидела в детской колонии.
Не бухает и не колется. С гордостью показывает чистые вены.
Сама сохранилась вполне, фигура есть, только худая, на лице скулы режутся.
- Это я после родов похудела. Мальчика этой весной родила. Не выжил... Я, беременная, до последнего на трассе стояла, всю зиму. Мож, поэтому...
Последний срок - десять лет - Ксюша отсидела за убийство. Топором буквально четвертовала своего сожителя, тридцать пять ран.
- Избил он меня, а потом ножницами в шею два раза, видишь шрам?... - запрокидывает голову, - Соседку позвал, кричит, что я споткнулась, порезалась, скорую... Меня зашили, я там неделю валялась. Сестра его приходила, просила не сажать его. Да не собиралась я его садить... Потом смотрела телевизор, - там в коридоре телевизор, и что-то перемкнуло. Перемкнуло что-то. Не долечившись, сбежала из больницы и сожителя порешила.
- Я, как из тюрьмы-то вышла, на год в загул пошла. Десять лет без мужика, вот подумай. А? Потом пошла на работу устраиваться, спрашивают - почему сразу после освобождения не пришла? - Гуляла, говорю! А что? Десять лет, сами бы попробовали...
У меня от клиентов отбою нет. Один из Германии два раза приезжал, - показывает телефон с безымянными номерами, - Всё клиенты. Телефон новый, за пять тысяч взяла. Мой прошлый дальнобойщик спер, скотина. Посадил в кафе, говорит, жди, закажи там чего, я сейчас, а сам смылся. Сволочь, сумочку увез, деньги, телефон... Ничо, я его еще встречу. Встречу - не то что колеса проколю... Друзей попрошу - они его... Они бомжи, но за меня горой... Говорят - "Ксюха, мы за тебя..."
И кашляет, и кашляет.
- Я без сутенеров работаю. Буду я этих сопляков кормить... Прикинь, щас сутенеры - 19-20 лет, малолетки. Это они меня, тетку, кормить должны... Меня и били тут уже. А я не боюсь, ниче не боюсь. Говорю им - "Ну, прибьете, тут на мое место другая завтра станет". Там за мостом толпа целая девчонок работает. Тоже сами на себя. А жалеть меня не надо. У всех жизнь трудная. У тебя вот, что ли, она легкая? Мне клиенты сразу на жизнь жалуются, а потом уже... У всех она трудная. У всех.
Говорит, говорит, подбородок в руку уперла, глаза закрываются.
- Ты б, Ксюша, приютила человека, а? - встревает тетя Тамара, - че ему в палатку, это ж не по-людски.
- На дачку, что ли? - встрепенулась Ксюша, - Только у меня там света нету. И отопления нету. Зато одеяло новое, пуховое. Чистое, ты не подумай. У меня тут дачка, я ее выкупила за семь тысяч. Зимой там жила, пол ото льда скользкий был.
- Да неудобно как-то...
- Не, поглядь, тёть Тамар! Бродяга, а какой стеснительный... Только ты того, пожрать купишь?... Немного.
Пожрать купили и пошли.
Идти - по посадке какой-то, мимо свалки, и правда метров сто пятьдесят.
Темный крохотный домик, двор с бурьяном и яблонями, кривая калитка.
- Вот поглядь, порожек, доски новенькие, сама прибивала.
Ксюша стала какой-то стеснительной и суетливой.
- Вот диванчик, нормальный, одеяло чистое, гусиное. Пододеяльника только нет. Да ты не волнуйся, я сюда никого не вожу, ты первый. Тут чисто. Доски на потолке видишь? Это мне друзья делали, я попросила. Они бомжи, но хорошие ребята. А это мишка - глянь, мишка, он стихи рассказывает.
Берет с кровати плюшевого мишку, жмет его, и тот начинает декламировать про елки, шишки, ягодки и мед.
- Это мой друг. Мне его дальнобойщик подарил.
К этому моменту у меня уже ком в горле стоял. Особенно когда мишка этот, единственное существо, с которым она просто спит, в темном холодном доме начал свои детские стишки добрым металлическим голосом рассказывать.
- А подушки-то нет! И матраца нет... Как же я тебя положу без матраца-то... - Не, ты тут сиди, кури, а я за матрацем. Я раньше тут рядом жила, снимала домик, пока этот не выкупила.
И выскочила. Я взял сигареты, положил в карман нож и вышел за пристроечку. Ну, вот подумайте - проститутка с шоссе ведет вас через темную посадку в какой-то дом, где никто никого искать не будет. Стремно? Есть чуток. Потом она убегает, а вернется сама или с компанией - Бог знает. Потому нож в кармане, и стою за углом.
Нет, вернулась сама.
Волокет огромный матрац вскатку, пытается с ним на плече закрыть калитку.
И кашляет, кашляет.
В доме света нет, при фонарике ее лицо кажется зеленоватым.
- Диван у меня один, сам видишь. Раздевайся. Приставать начнешь - локтем стукну.
Ксюшенька, дурочка, ну каким локтем? Тебя же от ветра качает. Я раздеваться не стал, на всякий случай. Нож под диван тайком положил. Она разделась, запрыгнула под одеяло, тихо дрожит.
- Холодно.
- Обнять может?
- Обними. Нет, телефон мой подай, я тебе песню поставлю. Про меня. Группу "Воровайки" знаешь, нет?... Вот слушай.
"Не воровка... не шалава... слова такого она раньше не знала..."
Ксюша накрылась одеялом с головой, шуршит в темноте обертками от конфеток.
- Ты чего, с конфетой во рту засыпаешь? Зубам хана будет.
- Детдомовская привычка, - хихикает совсем по-детски, - "Рачки" люблю. А ты не любишь? Нас в детдоме заставляли спать под одеялом с головой. Кто высовывался, того линейкой. Слушай, ты только завтра с моими последними рублями не уходи, у меня 500, сегодня заработала. Последние 500 заберешь - найду... Друзьям скажу. И я того, кашлять во сне буду сильно, извини.
Так и заснули.
Проснулся рано.
Она спала, прижав к себе мою руку вместо мишки.
Я умылся - кран от поливочной трубы в углу огорода, как только морозы начинаются, его перекрывают. Заварил ей чаю на моей печке. Растер спину спиртом - какой-то дальнобойщик подарил целую бутылку, осталось не больше трети. Она завернулась в одеяло.
- Ты извини, что не провожу, - прогудела Ксюша простуженным голосом, - ты на звук машин иди, ни о чем не думай, ваще.
Я вышел в прихожую, проверил вещи, заглянул в кошелек, пересчитал.
Положил ей на тумбочку денег.
Не много и не мало, как за гостиницу.
И ушел.
© Дмитрий Резниченко "Дневник автостопщика" |
